Она говорила: "Я жду смерти, как Пасхи"

Наша встреча с Богом в полной мере совершится уже по ту сторону земной жизни. Но начинается путь единения со Христом уже сейчас, и, насколько мы продвинулись по нему, наверное, во многом может рассказать и то чувство, с которым мы смотрим на грань, за которой нас ждет та самая Встреча. Именно об этом говорит и история, которой поделился в программе Владимира Легойды «Парсуна» на телеканале «Спас» иеромонах Кирилл (Зинковский), наместник Николо-Угрешского монастыря.

— Мысль о смерти как о бездне, в которую страшно смотреть, еще в детстве тревожила меня. И сегодня немало тех, у кого представление похоже на то, мое, детское. Но встречаются и другие люди!.. Знали мы с братом одну старицу, подвижницу, жившую практически святой жизнью. Звали ее Мария Дмитриевна Данилова.

Родилась она в 1914 году в деревне на Псковщине, а потом, уже после наступления советской власти, ее семья переехала в Ленинград. Вышла замуж за тяжело больного туберкулезом человека. Прожили они с мужем как брат с сестрой до самой его смерти. Ее духовный отец говорил, что Мария Богом не предназначена для семейной жизни и что всю жизнь она будет служить людям. Так и случилось.

Во время блокады Мария Дмитриевна потеряла всех родственников до единого. По доверчивости семья отдала продовольственные карточки знакомому, обещавшему получить по ним хлеб, а он не вернулся. Домочадцы растапливали снег, сжигая книги, и пили талую воду с солью. Умерли в мучениях друг за другом отец, три сестренки, брат и муж. Последней умерла мать. Мария Дмитриевна рассказывала, как долго не могла примириться с мыслью о смерти своей мамы, много дней ложилась спать рядом с ней, и всё ей казалось, что мать дышит: крайнее истощение, страшный холод замедляли тление тела...

Наконец одна знакомая монахиня со своим братом помогли отвезти тела на кладбище, всех сразу отпели и положили в одну могилу. Сама Мария Дмитриевна тоже чуть не умерла в дни блокады, но Господь сохранил ее, хотя она была самой слабой и болезненной в семье.

И несмотря на такой тяжелейший опыт, эта женщина прошла всю жизнь, служа людям — заключенным, нашим священникам, монахам, которые преодолели страшные испытания тюрем и лагерей... Жила как монахиня. Ночами молилась, ела совсем мало, трудилась медсестрой в клинике Военно-медицинской академии, ухаживала за больными солдатами и офицерами как за детьми. Ее отделение в клинике было на 40 человек, и на каждого у нее хватало времени и терпения. Часто она по собственной инициативе брала на себя хлопоты по отпеванию и погребению умерших, так как нередко бывало, что позаботиться об этом больше было некому. Помогала и соседям, особенно когда ушла на пенсию. Была небрезглива, очень трудолюбива и сострадательна к людскому горю. В свой отпуск ездила в Псково-Печерскую обитель, дружила и переписывалась со старцами.

А еще Мария Дмитриевна брала на воспитание больных детей. Сначала взяла одного мальчика-сироту, а потом и другого, страдающего гидроцефалитом и гнойным свищом на спине...

Мария Дмитриевна не только пример настоящей веры, милосердия. Для меня это еще и пример действительно христианского отношения к смерти. Помню, как мы, будучи студентами Духовной академии в Петербурге, слышали от старицы: «Я жду смерти, как Пасхи! Смерть для меня — это Пасха». При общем страхе смерти, пронизывающем многих окружающих нас людей, с детства знакомом и мне самому, очень радостно было прикоснуться к противоположному полюсу, увидеть, как человек совершенно простой, искренний, столько претерпевший, живет искренней верой и надеждой на вечную жизнь, в которой вообще нет ни грамма сомнений.

Отошла ко Господу Мария Дмитриевна в январе 2000 года. Похоронили старицу в той же самой семейной могиле на Большеохтинском кладбище Петербурга, где покоятся ее умершие в блокаду близкие, а также двое больших подвижников XX века, за которыми Мария Дмитриевна ухаживала перед их кончиной — монах Стефан и блаженная Наталия.

Источник