Из беседы протоиерея Георгия Митрофанова в программе радио Санкт-Петербургской митрополии «Град Петров». В беседе принимала участие корреспондент Людмила Зотова.
Есть проблема роли мужчины, а правильнее сказать, роли отца в современной жизни. И здесь мы сталкиваемся с одним обстоятельством, которым наше общество пронизано – безотцовщиной.
В какой еще стране столько десятилетий целенаправленно уничтожались лучшие мужчины – самые умные, самые честные, самые образованные, самые храбрые.
Мало найдется детей, которые бы не знали, что такое мать, плохая или хорошая, но очень много найдется детей, которые либо не знают, что такое отец, либо понятие отца символизирует для них нечто страшное, ложное, пустое, никчемное. И это очень страшно, и над этим нужно задуматься. Для меня как для историка, конечно, естественно попытаться увидеть в нашей недавней истории истоки этого явления. Они лежат на поверхности, настолько лежат на поверхности, что и говорить об этом кажется странным, хотя говорить приходится и уже не один раз, потому что характерное для нашего общества историческое беспамятство делает нас исторически неспособными мыслить о современных проблемах, а о них надо мыслить исторически. Ну, в какой еще стране столько десятилетий целенаправленно уничтожались лучшие мужчины – самые умные, самые честные, самые образованные, самые храбрые. Революция, Гражданская война, голод, а нужно сказать, что голод, постоянно сопровождавший советскую историю, – голод начала 20-х годов, голод начала 30-х годов, голод послевоенных лет – ударяли по мужчинам. Опыт блокады хорошо показал, что мужчины быстрее умирают от голода, чем женщины. Наконец, целенаправленные репрессии, в которых мужчины погибали в первую очередь. Наконец, потери, страшные потери Второй мировой войны, которые до сих пор не могут сосчитать военные историки, когда речь идет о десятках миллионов, прежде всего, мужчин. Собственно, уничтожение мужчин в нашей стране прекратилось, пожалуй, с начала 50-х годов, потому что ведь и обитателями лагерей были преимущественно мужчины. И вот эта жуткая демографическая особенность нашего общества, когда у нас женщин значительно больше, чем мужчин, а это для женщин неполезно, это женщин тоже по многим причинам искушает, растлевает. Вот эта особенность до сих пор сохраняется в нашем обществе. Но мало того, что мужчин меньше количественно, значительно изменился и качественный уровень мужчины: погибали преимущественно лучшие, наиболее активные.
Общество обречено было возлагать значительную часть своего жизненного бремени на плечи женщин.
В этом отношении интересно обратить внимание на опыт русского зарубежья, где такой проблемы не существовало, тем более что и мужчины, ушедшие тогда осознанно, осмысленно продолжать борьбу за историческую Россию, ушедшую в зарубежье, были те самые мужчины, которые здесь бы, в первую очередь, были обречены на уничтожение. И эти мужчины, конечно, задали тон русской эмиграции. Русская эмиграция была таким русским обществом, хотя и в изгнании, в котором мужчины задавали тон, в котором мужчины поддерживали семьи, поддерживали традиции воспитания и так далее. Но это очень небольшое локальное явление на фоне необъятной страны, в которой общество обречено было возлагать значительную часть своего жизненного бремени на плечи женщин. И, действительно, мы наблюдаем удивительное явление. Вот если мы говорим о том, что с начала 50-х годов прекращается целенаправленное уничтожение лучших мужчин, мы обнаруживаем страшную инерцию этих десятилетий: мужчины 50-х, 60-х, 70-х годов продолжают разрушение, только теперь это разрушение превращается в саморазрушение мужчин. Огромное распространение алкоголизма, а потом и наркомании – это все продолжение той страшной инерции, которая была задана десятилетиями физического уничтожения мужчин. Мужчины начинают вымирать, обрекая себя на перманентное самоубийство алкоголем или наркотиками. Конечно, это говорит о том, что духовный потенциал этих мужчин был уже не тот, что мужчин, когда-то погибавших в годы Гражданской войны, в годы коллективизации, большого террора до войны, но, тем не менее, самоуничтожение заменяет теперь уничтожение мужчин. Мужчины, безусловно, перестают быть лидерами. Да, мы видим десятилетиями наше политическое, партийное руководство, в котором почти полностью отсутствуют женщины, а на первых ролях выступают мужчины. Мужчины, впрочем, производящие впечатление настоящих геронтократий своей власти – это власть стариков, немощных, циничных, пустых, невежественных мужчин, которые не могут быть ориентирами для молодого поколения.
Но вот если мы свой взор опустим вниз и вместо вершин партийных государств номенклатуры попытаемся обозреть наше общество 60-70-х годов, мы увидим огромное количество загнанных, заезженных, затравленных, снующих женщин. Ведь женщины всюду, женщины сопровождают ребенка изначально. Роды принимают преимущественно женщины, в детских яслях и детских садах работают исключительно женщины, в детских поликлиниках работают почти исключительно женщины, в школе работают почти исключительно женщины. И самое поразительное, что и в семьях, во многих семьях воспитанием детей тоже занимаются женщины. Конечно, это ненормально. Макаренко считал неполноценной семью из трех человек: отец, мать, ребенок. Я думаю, что его такое отношение к семье было обусловлено тем, что он разделял предрассудки своего времени, считал, что коллектив – лучшая семья для любого человека. Это была изначальная установка большевиков, почему их законодательство, их конкретная политика предполагала постепенное отмирание семьи и замену общественным воспитанием семейного воспитания.
Для нас, христиан, полноценной семьей как раз и является семья из трех человек. Такова была первая семья первых людей, Адама и Евы, семья, символизировавшая собой троичность, триединства святой Троицы. Но уже 50-е, 60-е, 70-е годы дают нам примеры таких неполноценных, дихотомичных семей, где мать, бабушка – вот это тоже очень интересная проблема: характерно, что бабушки играли большую роль в воспитании семей 50-х, 60-х, 70-х годов. В каком-то смысле бабушки были суррогатными отцами в том отношении, что они были, например, носителями семейной традиции, семейной исторической памяти. Но это были бабушки, получившие воспитание, как правило, в полноценных дореволюционных семьях и сформировавшиеся в полноценной, по сравнению с советской, дореволюционной России. Когда эти бабушки ушли, их заменили бабушки советские, бабушки, часто сформировавшиеся в неполноценных семьях и сами подчас не имевшие или потерявшие мужей. Эта ситуация усугубилась: бабушка и мать, по сути дела, заняли одно и то же положение в семье, и ребенок оказывался воспитываем именно женщинами, женщиной. Это действительно полноценная, если так можно выразиться, дихотомичная семья, то есть неполноценная семья в принципе, но зато очень дихотомичная: есть ребенок, есть мать в виде матери, собственно, либо в виде бабушки.
Женщины брали на себя бремя, которое были не в силах нести.
Здесь возникают очень определенные проблемы. Конечно, мы не можем признать такого рода семью способной воспитать полноценного человека. То есть, конечно, из таких семей выходят хорошие или плохие люди, умные или глупые дети, но им самим приходится тратить большое количество сил для того, чтобы себя развить, воспитать таким образом, чтобы, это особенно касается мальчиков, да и девочек тоже, быть способными жить в полноценной семье, создавать полноценную семью. Ну а если мы посмотрим на ситуацию с женщинами, мы уже говорили о том, что ситуация с мужчиной была не лучшего порядка: мужчины либо самоуничтожались духовно и физически, либо жили, конечно, ложными ценностями, женщины же брали на себя бремя, которое были не в силах нести.
Характерной чертой советского общества был вообще патернализм, воспитывавший в людях безответственность: от них ничего не зависело, они ничего не решали, они ждали, когда за них решат все. Особенно разрушающе это действовало на мужчин, ведь это действовало и на женщин, в принципе женщина предрасположена к тому, чтобы в семье выступать в позиции ведомой. В конечном итоге любая нормальная женщина мечтает видеть в своем муже человека, который возьмет на себя основное бремя жизненных проблем, не житейских забот, – житейскими заботами должна заниматься женщина, – а именно бремя основных решений как материального, так и духовного порядка. Но даже в тех семьях, где имели место мужчины, к сожалению, они выступали в качестве суррогатных детей, воспитанные часто в неполноценных семьях, не получившие полноценного отцовского воспитания и жившие в обществе, где все зависело не от них, а от коллектива, от начальства, они и в семье вели себя соответствующим образом. И вот эти суррогатные дети, являвшиеся мужьями и отцами, часто создавали, усиливали то бремя, которое несла женщина, вынужденная выполнять функцию и женщины, и мужчины одновременно.
Другая характерная деталь тоже объективная, очевидная – ничтожные зарплаты мужчин. Мало кто из мужчин в советское время мог зарабатывать столько, чтобы он мог обеспечить свою семью. Поэтому женщины работали, а значит, плохо выполняли свою основную миссию воспитания детей, ибо нельзя было совместить работу с воспитанием детей. Воспитание детей занимались другие женщины, чужие женщины в яслях, детских садах и школах.
Эта система широко практиковалась в то время (ред.). И считалась предпочтительней. Ребенок как можно раньше должен был попасть в коллектив, в безликий коллектив, который и воспитывал его соответствующим образом, не способным в последствии создавать полноценную семью, потому что коллектив и семья – это очень несхожие социумы. В семье гораздо более велика личная ответственность и женщины, и, в особенности, мужчины за все происходящее. Женщины брали на себя бремя основных решений, часто вынужденно, но постепенно стал вырабатываться особый тип женщины: женщины, которая и не мыслит мужчину иначе кроме как ведомого ею, женщины, стремившейся подавить своего мужа. И это было несложно, имея в виду характерный для многих мужчин инфантилизм.
Чаявшие найти в мужчине опору женщины изначально брали на себя основное бремя решений и в результате получали мужей, которые были не способны выполнять свою основную миссию быть главой семьи.
В результате получилось так, что чаявшие в глубине души найти в мужчине опору женщины изначально брали на себя основное бремя решений и в результате получали мужей, которые были не способны выполнять свою основную миссию быть главой семьи. Женщины потом от этого страдали, не понимая того, что сами способствовали превращению их мужей, отцов их детей в суррогатных детей (я сознательно употребляю этот термин). И вот это все в конечном итоге создавало почву для того, чтобы безотцовщина стала многими восприниматься, как само собой разумеющееся явление – мужчина выступает в семье как некий придаток. Его или нет, или он есть, но он выключен из решения семейных проблем или же находится на вторых ролях в семье, или же чаще всего уходит из семьи, что многими женщинами воспринимается, как, может быть, желанная перспектива. Мужчину воспринимают как оплодотворителя, которым можно воспользоваться и которого потом лучше сбросить, дабы он не мешал спокойно жить с ребенком. Совершенно противоестественный подход, губительный как для женщины, так и для ребенка, рождающегося таким образом в изначально неполноценной семье. И вот эта безотцовщина постепенно очень глубоко пронизала нашу жизнь, несмотря на патерналистский характер как советского, так во многом и пост-советского общества.
Безотцовщина пронизывает собой все.
Ведь что такое наше упование на Владимира Владимировича Путина? Мы отца хотим иметь, полноценного, хотя бы одного на всю страну – это ведь иллюзия, но, тем не менее, мы этого хотим, несмотря вот на это чаяние обретения отца, люди свыклись с мыслью, что отцов у них нет. Безотцовщина пронизывает собой все. Отцов нет ни в детских садах, ни в школах – везде женщины, везде суррогатные матери. Мужчины в детских садах немыслимы вообще, в школах же выступают как какие-то своеобразные маргиналы, хотя убежден, что у нас гораздо больше подлинных педагогов-мужчин, чем женщин.
Дедовщина – явление, которое немыслимо в той армии, где офицер осознает себя как ответственный перед своей совестью, перед Богом, перед государством за судьбы своих подчиненных.
Отцов не встречаем мы часто и в медицине, где доминируют опять-таки женщины. Да, конечно, в научно-исследовательских институтах, клиниках для богатых доминируют, наверняка, мужчины-специалисты, но в обыкновенных больницах, в поликлиниках доминируют женщины. Такая безотцовщина проявляет себя даже в таком, безусловно, мужском институте как вооруженные силы. Отцы-командиры – это наследие, характерная черта русской дореволюционной армии. Советский командир, советский офицер, он не отец. Он – начальник, он – господин, превращающий своих и без того бесправных солдат в рабов, решающий не столько боевые, сколько бытовые задачи по поддержанию вот этой закрытой системы эксплуатации людей под лозунгом укрепления обороноспособности нашей страны, которой является армия. Отсюда дедовщина – явление, которое немыслимо в той армии, где офицер осознает себя как ответственный перед своей совестью, перед Богом, перед государством за судьбы своих подчиненных. Разрушился и этот важнейший составляющий элемент русской армии. Более того, не сочту это дерзновением, если скажу, что и в Церкви очень часто священнослужители не в состоянии выступать в роли духовных отцов, которыми они призваны быть, именно потому, что за плечами у них оказывается произрастание в неполноценных семьях, пребывание в обезличивших их коллективах, в которых доминировали женщины. В этом отношении печальна и судьба школ, как духовных, так и светских, в которых проблема безотцовщины не решается. Кажется, в духовных школах нет практически, почти нет женщин-педагогов – в них доминируют мужчины, но очень часто духовная школа начинает напоминать скорее казарму, где жесткость и даже жестокость воспитания отнюдь не является признаком отцовского отношения учащих к учащимся. Это одна из очень серьезных проблем. Духовная школа могла бы попытаться хотя бы будущих священнослужителей воспитывать не в духе безотцовщины, но пока успехов мало достигнуто в этом отношении.
Наконец, мы можем говорить и о нашем государстве в целом. У нас, с одной стороны, присутствует чаяние отцов, которых мы хотим приобрести то в губернаторах, то в представителях президента, то в самом президенте, переложив на них ответственность, ожидая от них отношения к нам как к детям. Но такого отношения по определению быть не может со стороны государственного, даже выборного чиновника. Он должен быть наемником общества, должен быть ответственным перед обществом, он должен ощущать себя слугой граждан, а не их отцом. Когда его искусственно ставят в положение отца, он становится просто господином, он становится просто рабовладельцем. Он не чувствует к себе того отношения, которое и должно ограничить его административный произвол. Безотцовщина, таким образом, разрушает самые разные сферы нашей жизни: общественной, духовной, культурной.
Наряду с историческими объяснениями, которые, может быть, и помогают понять суть этой проблемы, должны иметь место и объяснения другого рода. Объяснения, связанные уже не с тем, чтобы объяснить это явление исторически и социально психологически, и духовно религиозно даже, что мы и пытаемся в данном случае делать, но необходимы уже выводы, которые позволили бы нам задуматься над тем, как эту проблему можно было бы решить, преодолеть.
Этот разговор мы должны будем продолжить, может быть, на примере каких-то других явлений нашей жизни.
Подводя итог сказанному, я могу отметить то, что вот эта тема отсутствия отца по-настоящему может быть понята, и сама эта проблема может быть разрешена именно религиозно. В основе трех религий, восходящих к ветхозаветному Откровению – христианства, ислама и иудаизма – лежит учение о Боге-Отце. Это неслучайно: Бог и был Отцом первых сотворенных Им людей. И это важно в нашей стране, как в стране христианской в своей истории, в своих истоках, а значит и в своих перспективах, ибо либо Россия будет христианской, либо Россия будет никакой, то есть, она может существовать как некое государственное образование, как хозяйственная единица, но это будет уже Россия, переставшая быть самой собой, то есть она не будет христианской. Так вот тема возрождения отцовства – это тема, конечно, религиозная. И пока в нашем обществе не будет осознана необходимость возвращения к нашей религиозной традиции, которая очень мало влияет на повседневный ход жизни подавляющего большинства наших сограждан, наших современников, безотцовщина будет доминировать в нашем обществе. Можно задаться вопросом: «Но ведь западное общество тоже сепарализовано. Да, в прошлом христианское, оно сейчас во многом отстоит от христианства». Однако в западном обществе никогда не было столь долговременного, целенаправленного уничтожения всех христианских ценностей и начал. И самое главное – ни в одной западной стране не уничтожалось такого количества мужчин, мужчин, прежде всего, полноценных.
Есть еще один существенный момент, который нельзя не обозначить. Многие русские писатели, поэты, философы и даже богословы справедливо говорили о характерной для славянства вообще и для русских в частности женственности натуры, способности глубоко отзываться на различные культуры, на различные исторические вызовы. Это характерная черта – говорить о женственности славянской души и мужественности германо-романской души. Это нисколько не уничижает славянство, наоборот, для греков характерна женственность натуры. Морознов, да и не только он, указывал на женственность еврейской души. Это так есть, как есть. Но при определенных условиях вот эта женственность натуры славянской, безусловно, может становиться способствующей укоренению безотцовщины. В этой ситуации все достоинства женственности славянской души улетучиваются, остаются лишь недостатки. Конечно, женственная славянская душа может быть принадлежностью и настоящего русского мужчины. И история давала немало примеров того, как обладавшие женственными душами русские люди проявляли себя и в сфере, например, монастырско-аскетического подвижничества и в сфере военной истории, и в сфере государственного созидания России. Женственность их души позволяла им очень чутко отзываться на неправду, на зло, на ложь. Женственность души позволяла им быть творчески очень восприимчивыми в проявлении иных культур, иных традиций.
Так вот, имея в виду характерную для многих из нас женственность натуры, имея в виду те колоссальные потери лучшей части мужского населения, которые понесла наша страна, имея в виду, что именно в нашей стране краеугольная основа отцовства в обществе, а именно христианская мораль, была разрушена, как нигде, имея в виду все отягощающие нашу историю обстоятельства, нам необходимо очень серьезно задуматься над тем, как же мы (не просто мы абстрактно, а мы конкретно), каждый в своей жизни, в своей семье можем преодолеть вот эту страшную, разрушающую наши жизни язву безотцовщины. Как мы можем эту язву уврачевать, как мы можем, наконец, ощутить себя в полноценной семье, семье домашней, семье общественной, семье церковной».
Есть патологическая неспособность мальчишек выполнять чисто мужскую роль, мальчишек, которые выросли в женском обществе, в обществе матери и бабушки (ред.). Мы должны постараться стать отцами для своих детей, для своих близких, и одновременно женщины должны быть очень ответственны…
Во-первых, в выборе спутника своей жизни. В плане того, чтобы приучать его к необходимости брать ответственность на себя и в плане того, чтобы воспитывать своих детей настоящими мужчинами.
У нас в обществе есть, наверное, только один институт, в котором всех мужчин называют отцами – это Церковь, это церковная иерархия. И вот я думаю, что именно этот институт должен гораздо более активно взять на себя эту миссию привнесения в общество традиционного представления о роли отца в жизни, как семьи, так и общества в целом.
Фото: соцсети
Фото носят иллюстративный характер.