Серпухов — город, в котором немцы не побывали. Им в этот город войти не удалось. Но они были совсем близко, в нескольких километрах. В городе всюду видны следы недавней битвы: разрушенные и сожжённые дома, воронки глубиной в несколько метров. Особенно пострадала главная улица, ведущая от вокзала через центр города на противоположный его конец. Здесь проходили войска, и улица эта была постоянным объектом вражеских обстрелов.
Вот и сейчас. Ещё не разобраны баррикады, не убраны груды кирпичей, а улицы полны народом. Конечно, это всё женщины. Они старательно расчищают талый снег, освобождают русла ручьёв от мусора, и весёлая весенняя вода уносит с собой грязь и кровь прошлой — теперь, слава Богу, прошлой — тяжёлой зимы.
Утреннее солнце светит приветливо. На склоне Соборной горы, где виднеются остатки старинного кремля, сквозь прошлогоднюю сухую траву пробиваются ростки свежей зелени. Рядом с Соборной горой, чуть пониже, высятся две церкви — во имя Троицы и во имя Ильи Пророка. В обеих идёт воскресная литургия.
У Ильи Пророка народу набилось столько, что войти в храм уже невозможно.
У Троицы посвободнее… отец Димитрий служит в левом приделе. С правой стороны совсем пусто. В уголке на столике, перед иконою Всех Святых, стоят мисочки с кутьёй. Жёлтый воск каплями стекает с горящих свечей и падает на белый рис… Спрятавшись в уголок, тихо плачет какая-то молодая женщина.
Постепенно церковь заполняется; становится теснее. Много женщин с детьми всех возрастов. Это причастники. Богослужение протекает торжественно, как всегда на пасхальной неделе. Солнце заглядывает в окна. Но уцелели лишь немногие стёкла; сквозь фанеру и бумагу лучи пробиться не могут – в церкви пасмурно. Иконы убраны пёстрыми цветами из стружки, шёлковыми тканями и полотенцами. Полотенца везде, их много. Вышитые крестиками по канве птицы и цветы свидетельствуют о трудолюбии женщин, собравшихся здесь. Редко-редко среди сплошной толпы женщин мелькает седая непокрытая голова мужчины.
Из алтаря доносится голос отца Димитрия, поминающего о здравии:
— Воина Михаила, воина Василия, воина Николая…
Женщины с грудными ребятишками присаживаются отдохнуть. Священник читает долго, лишь изредка прерывая монотонное чтение имён краткой молитвой.
Женщины занялись своими разговорами — о мужьях на фронте, о ребятишках, о хлебе.
Детям становится скучно от этого монотонного чтения имён. Девочка, повязанная по-бабьи платком, всё оглядывается назад. Мать сердито одёргивает её. Пятилетний малыш подходит к подсвечнику и просит дать ему свечку. Мать объясняет, что ему очень понравилось в Вербное воскресенье стоять с зажжённой свечкой.
Ребятишки поменьше начинают хныкать. Один заплакал громче, другие подхватили, как это бывает всегда, где собираются малыши, и детский требовательный крик заглушает одинокий голос священника, поминающего погибших на поле брани.
Перед глазами встают развалины большого рабочего общежития, разбитого совсем недавно немецкой тысячекилограммовой бомбой.
Вражеский бомбовоз подкрался тайком, по-воровски, скрывшись в облаках, и люди, сидевшие спокойно у себя дома, не успели ни спрятаться, ни спастись.
В этот же день разбило и дом, в котором жил отец Димитрий.
Сейчас священник ютится в сторожке.
Вот он выходит из Царских врат со Святыми Дарами — высокий, прямой, строгий старик.
Красивое лицо обрамлено длинной седой бородой. Ясные, умные глаза проницательно смотрят на приближающихся людей. Подходит девочка с белокурыми косами, завязанными ярким зелёным бантом, потом прошли женщины с грудными детьми, подростки, взрослые, пожилые люди…
Пока люди подходят ко кресту, к уху священника наклоняется старичок и что-то шепчет. Отец Димитрий отдаёт распоряжение относительно светомаскировки. Начинается молебен. Каждая из оставшихся женщин заказывает молитву какому-нибудь святому — тому, чьё имя носит ушедший на фронт муж или сын.