Открыв календарь литературных дат накануне Нового года, мы можем увидеть необычную для такого издания запись: "Тридцать первого декабря 1828 года дело о "Гавриилиаде" было прекращено резолюцией Николая I". Император написал тогда: "Мне дело подробно известно и совершенно кончено". Кто-то считает, что государь поверил Пушкину, на допросе отрекшемуся от авторства этой скандальной поэмы, кто-то рассматривает эту резолюцию как свидетельство того, что Николай I принял раскаяние поэта, признавшегося ему в письме в этой "шалости, столь же постыдной, как и преступной" (оригинал письма не сохранился, цитата взята из копии, подлинность которой, впрочем, вызывает сомнения). В любом случае, об авторстве "Гавриилиады", отношении Александра Сергеевича к Богу и Церкви до сих пор ведутся споры.
Предлагаем вниманию читателей авторитетное мнение об этом вопросе кандидата филологических наук, старшего преподавателя кафедры журналистики СОФ ВГУ Александра Гончарова.
Александру Сергеевичу Пушкину не повезло. Написаны тысячи и тысячи монографий и статей, посвященных биографии и творчеству поэта, но на самом деле Пушкин мало известен, его взгляды на жизнь, политику и религию искажаются до неузнаваемости.
Если подойти к первому попавшемуся человеку на улице, что же он сможет с ходу вспомнить о Пушкине или его стихах? Скорее всего, вы услышите в ответ строчки: «У Лукоморья дуб зеленый…» Может быть, припомнит и его дуэль с Дантесом и, конечно, то, что Александр Сергеевич написал препохабную «Гаврилиаду». И все. А между тем сам Пушкин в частном письме (1 сентября 1828 г.) к другу П. А. Вяземскому сообщал: «Мне навязали на шею преглупую шутку. До правительства дошла, наконец, «Гаврилиада»: приписывают ее мне; донесли на меня, и я, вероятно, отвечу за чужие проказы, если кн. Дм. Горчаков не явится с того света отстаивать права на свою собственность. Это да будет между нами». Но кто читает ныне переписку Александра Пушкина или его публицистические произведения?..
В течение чуть ли не столетия публике Пушкин всегда представлялся как противник монархии, ругатель духовенства, сторонник либерализма и, в конечном счете, как ненавистник России. Великого человека цитировали исключительно выборочно, предпочитая стихи и поэмы ранние, поздний же период старались замолчать.
О реальном поэте, а не обработанном в духе либерально-демократических искажений, знают очень и очень плохо. Причем крайнее незнание сопровождается идиотическим упрямством: «Пушкин уважал монархию и хорошо относился к Церкви? Такого не может быть потому, что не может быть».
Может, милые мои, может. Но лучше дадим слово лично Александру Сергеевичу.
Письмо Пушкина к Чаадаеву (от 19 октября 1836 г.): «Наше духовенство до Феофана было достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма и, конечно, никогда не вызвало бы реформации в тот момент, когда человечество больше всего нуждалось в единстве. Согласен, что нынешнее наше духовенство отстало. Хотите знать причину? Оно носит бороду, вот и все. Оно не принадлежит к хорошему обществу».
И еще: «Многие деревни нуждаются в священниках. Бедность и невежество этих людей, необходимых в государстве, их унижает и отнимает у них самую возможность заниматься важною своею должностию… Жаль! Ибо греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер…
В России влияние духовенства столь же было благотворно, сколько пагубно в землях римско-католических. Там оно, признавая главою своею папу, составляло особое общество, независимое от гражданских законов, и вечно полагало суеверные преграды просвещению. У нас, напротив того, завися, как и все прочие состояния, от единой власти, но огражденное святыней религии, оно всегда было посредником между народом и государем как между человеком и божеством. Мы обязаны монахам нашей Историею, следственно – и просвещением».
Пушкин отлично понимает тяжелое положение сельского духовенства и сочувствует ему, естественно, по-дворянски, не вникая глубоко в суть проблемы. Однако любой гений ведь не свободен от предубеждений общества, в коем ему приходится вращаться. Но гений, иногда даже вопреки своей собственной задумке, невольно отражает в творчестве то, что случается на самом деле.
Возьмем, скажем, пушкинскую «Сказку о попе и работнике его Балде», давным-давно записанную в разряд антиклерикальных трудов. Если не надевать очки либеральной трактовки, а просто проанализировать сказку, то увидится и нечто иное.
Первое. Пушкин ни словом не издевается над Церковью.
Второе. Да, поэт смеется над священником, но и отражает жизнь его достаточно подробно. Священник вынужден иметь домашнее хозяйство. А, извините, каким образом семейство-то кормить? Явно приход бедный, а уж о скудности содержания, выделяемого государством, и говорить-то не стоит. К тому же Церковь во времена Екатерины Второй лишили земельных владений, благополучно розданных дворянам. Не жадность заставляет попа искать работника «не слишком дорогого», а обстоятельства.
Кто-нибудь решит предложить батюшке самому управляться с хозяйством. Ну, так это явно будет перебором в стиле гоголевского Манилова. Тогда уж Балде, что, литургию служить?
И нельзя обойти вниманием такой факт: дворянство в качестве плотников, конюхов и т.д. использовало труд крепостных. Откуда крепостные у обыкновенного попа? Балда же тоже не крепостной («…Идет, сам не зная куда»). Услуги вольнонаемного в XIX веке стоили достаточно высоко. И вообще, Балда хитер, трудолюбив, на все руки мастер, но вот не живет на одном месте, то есть типичный представитель «гультяев». Расправа над «стариком» совсем не красит Балду и не вызывает восторга. Балда лишен одного из главнейших человеческих чувств – сострадания. А нравоучение Балды в конце сказки отнюдь не крестьянское, а дворянское (господа дворяне за дешевизной не гнались, статус обязывал к мотовству).
Третье. Пушкин менял свои взгляды по мере роста осознания жизни. И мне мнится, что после «Капитанской дочки» вряд ли бы Александр Сергеевич написал что-то вроде упомянутой выше сказки. Чем-то Балда неуловимо похож на Швабрина. Швабрину же сопереживать невозможно.
Всякий современный борец с «клерикализмом» знает «Сказку о попе и работнике его Балде», но вряд ли он процитирует следующие строки из А.С. Пушкина: «Издатель «Словаря о святых» оказал важную услугу истории. Между тем книга его имеет и общую занимательность: есть люди, не имеющие никакого понятия о житии того св. угодника, чье имя носят от купели до могилы, и чью память празднуют ежегодно. Не дозволяя себе никакой укоризны, не можем, по крайней мере, не дивиться крайнему их нелюбопытству».
Здесь Пушкин пишет об обществе дворянском, обществе балов и салонов. Но и в XXI столетии «нелюбопытство» распространено чрезвычайно обширно (хотя балы и салоны заменены на «тусовки»), оно охватывает и творчество нашего великого поэта.
«Нелюбопытство» доходит до грандиозной глупости, когда из Александра Сергеевича лепят русофоба и атеиста.
Но всем «нелюбопытным» Пушкин ответил сам: «Я далек от восхищения всем, что я вижу вокруг себя; как писатель, я огорчен, как человек с предрассудками, я оскорблен; но клянусь вам честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, ни иметь другой истории, чем история наших предков, как ее послал нам Бог».
Иллюстрация: открытые интернет-источники