Среди множества наших желаний одно из особо важных — это «найти свое место». В связи с разрушением семейных и родственных уз все больше людей весьма озабочены тем, что они не имеют «своего» места. Наш мир привилегированных пригородов часто создает странный эффект, когда места, удаленные друг от друга на много миль (и даже в разных штатах), все выглядят одинаково, в них такие же магазины, одинаковые рестораны, и общее сходство только подчеркивает чувство отчуждения из-за того, что «выглядит так же», но «не наше».
Я вспоминаю первое Рождество после того, как наша семья переехала из Дархема в Северной Каролине в Оак Ридж в Теннеси. Мы с женой покупали к Рождеству подарки в магазине «Toys ‘R Us». Только мы вошли со списком в руках, жена тут же направилась в нужный ряд. Я спросил: «Откуда ты знаешь, где лежат эти игрушки? Мы же здесь впервые». Она ответила: «Здесь все так же, как в Дархеме». В этот момент я понял, что даже перемещение на 400 миль ничего не меняет. Америка — это большая франшиза: везде, куда бы вы ни ехали, вы по-прежнему внутри франшизы. Все то же самое, будто никуда не перемещаетесь.
Все дело в том, что людям с самого рождения нужно место, к которому они должны принадлежать, и это выражается в самых разных формах. Его отсутствие — одна из многих причин, из-за которых наша болезнь (болезнь души) усиливается. И Предание Церкви не молчит об этом вопросе.
Автор Ареопагитского корпуса конца V века ввел термин «иерархия». Архиепископ Александр (Голицын) отмечает, что это слово не встречается в трудах отцов, предшествующих Дионисию, «потом он ввел его, и вот, это слово повсюду»[1]. В нынешнем понимании иерархия — это «вертикальный» термин, описывающий систему ступенчатой власти. У Дионисия он имеет более широкий и глубокий смысл — «священный порядок» (буквально по-гречески). Воистину, согласно владыке Александру, термин является одним из синонимов слову «литургия». В литургии присутствует движение, действия епископов, священников, диаконов, народа, хора, чтецов и прочих. Все они, согласно Дионисию, организованы аналогично небесному порядку. Дионисий первый описывает 9 чинов ангельских. В тексте Дионисия есть очень глубокое и проницательное наблюдение. Не только люди желают иметь свое «место», вся сотворенная вселенная стремится занять свое место — правильное место.
Я вспоминаю первое Рождество после того, как наша семья переехала из Дархема в Северной Каролине в Оак Ридж в Теннеси. Мы с женой покупали к Рождеству подарки в магазине «Toys ‘R Us». Только мы вошли со списком в руках, жена тут же направилась в нужный ряд. Я спросил: «Откуда ты знаешь, где лежат эти игрушки? Мы же здесь впервые». Она ответила: «Здесь все так же, как в Дархеме». В этот момент я понял, что даже перемещение на 400 миль ничего не меняет. Америка — это большая франшиза: везде, куда бы вы ни ехали, вы по-прежнему внутри франшизы. Все то же самое, будто никуда не перемещаетесь.
Все дело в том, что людям с самого рождения нужно место, к которому они должны принадлежать, и это выражается в самых разных формах. Его отсутствие — одна из многих причин, из-за которых наша болезнь (болезнь души) усиливается. И Предание Церкви не молчит об этом вопросе.
Автор Ареопагитского корпуса конца V века ввел термин «иерархия». Архиепископ Александр (Голицын) отмечает, что это слово не встречается в трудах отцов, предшествующих Дионисию, «потом он ввел его, и вот, это слово повсюду»[1]. В нынешнем понимании иерархия — это «вертикальный» термин, описывающий систему ступенчатой власти. У Дионисия он имеет более широкий и глубокий смысл — «священный порядок» (буквально по-гречески). Воистину, согласно владыке Александру, термин является одним из синонимов слову «литургия». В литургии присутствует движение, действия епископов, священников, диаконов, народа, хора, чтецов и прочих. Все они, согласно Дионисию, организованы аналогично небесному порядку. Дионисий первый описывает 9 чинов ангельских. В тексте Дионисия есть очень глубокое и проницательное наблюдение. Не только люди желают иметь свое «место», вся сотворенная вселенная стремится занять свое место — правильное место.
«Не только люди желают иметь свое «место», вся сотворенная вселенная стремится занять свое место — правильное место».
Дионисий (и позднее преподобный Максим и другие) размышлял о значении упорядоченного мироздания, отраженного в литургии. Порядок для него есть понимание высшими пожеланий низших и проявление любви высших к низшим. Это видение отражено в том, как литургия описывает себя нам. Когда священник и диакон выносят Святые Дары из алтаря (чтобы потом занести их опять в алтарь), хор поет: «Иже херувимы тайно образующе и животворящей Троице трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим попечение (Мы, которые таинственно изображаем херувимов и поем Трисвятую Песнь, отложим всякую заботу о житейском)». В тексте службы есть и другие упоминания ангелов в тайных молитвах, произносимых священником. Особенным образом ангелы описаны пророком Исайей в его видении Небес. Они окружают престол Божий и непрестанно взывают: «Свят, свят, свят, Господь Бог духов! Небеса и земля полны славы Твоей…». Таким образом, когда мы поем это песнопение, то прямо говорим о том, что мы присутствуем на той же небесной литургии.
Все это было бы лишь причудливым описанием церковной службы, если бы не тот факт, что вся вселенная, а также и наша жизнь, рассматриваются и лучше всего описываются как литургия. Движения священника и служащих в алтаре против часовой стрелки (они выходят из северной двери и входят в южную) отражают движение самой Земли против часовой стрелки (если смотреть со стороны Северного Полюса). Это путь, по которому звезды движутся по небу (для наблюдателя с Земли). И как Земля вращается вокруг Солнца, так и все движется вокруг Бога. Мы следуем танцу ангелов. Тот же танец замечательным образом повторяется в Венчании и Рукоположении. Там мы проходим такой же путь под пение «Исайя, ликуй!»
Труды Дионисия стали чрезвычайно популярными как на Востоке, так и на Западе. В некоторой степени средневековый феодализм был глубоко ошибочной попыткой структурировать общество в соответствии с этим видением. Она ошибочна по той простой причине, что структура способна действовать в двух направлениях — либо как угнетатель, либо как освободитель. Романтические рассказы о средневековом мире часто дают ложное, идеализированное представление, в то время как его испорченность и угнетение сыграли свою роль в приближении его конца, как и все остальное, что можно проследить. Реформация и ее непреднамеренные последствия были по меньшей мере ответом на пороки и недостатки средневекового синтеза.
Здесь проблема в том, я думаю, что с водой выплеснули и ребенка. Демократический идеализм и радикальный индивидуализм оказались чрезвычайно эффективными в деконструкции того, что было раньше. У них, однако, не было видения «места». Это легко — разрушить структуру. И абсолютно невозможно без благодати создать что-то здравое взамен. В значительной степени современность по умолчанию придерживается модели места «каждый сам за себя» — из-за чего невозможно избежать репрессивной структуры современного порядка.
Все это было бы лишь причудливым описанием церковной службы, если бы не тот факт, что вся вселенная, а также и наша жизнь, рассматриваются и лучше всего описываются как литургия. Движения священника и служащих в алтаре против часовой стрелки (они выходят из северной двери и входят в южную) отражают движение самой Земли против часовой стрелки (если смотреть со стороны Северного Полюса). Это путь, по которому звезды движутся по небу (для наблюдателя с Земли). И как Земля вращается вокруг Солнца, так и все движется вокруг Бога. Мы следуем танцу ангелов. Тот же танец замечательным образом повторяется в Венчании и Рукоположении. Там мы проходим такой же путь под пение «Исайя, ликуй!»
Труды Дионисия стали чрезвычайно популярными как на Востоке, так и на Западе. В некоторой степени средневековый феодализм был глубоко ошибочной попыткой структурировать общество в соответствии с этим видением. Она ошибочна по той простой причине, что структура способна действовать в двух направлениях — либо как угнетатель, либо как освободитель. Романтические рассказы о средневековом мире часто дают ложное, идеализированное представление, в то время как его испорченность и угнетение сыграли свою роль в приближении его конца, как и все остальное, что можно проследить. Реформация и ее непреднамеренные последствия были по меньшей мере ответом на пороки и недостатки средневекового синтеза.
Здесь проблема в том, я думаю, что с водой выплеснули и ребенка. Демократический идеализм и радикальный индивидуализм оказались чрезвычайно эффективными в деконструкции того, что было раньше. У них, однако, не было видения «места». Это легко — разрушить структуру. И абсолютно невозможно без благодати создать что-то здравое взамен. В значительной степени современность по умолчанию придерживается модели места «каждый сам за себя» — из-за чего невозможно избежать репрессивной структуры современного порядка.
Иерархия — это Божественный порядок, необходимый нашему сердцу... Иерархия — это любовь.
Несмотря на все наши современные протесты, потребность в соответствующей и животворящей структуре не исчезла. И для нее нет лучшего названия, чем «иерархия». Это Божественный, или святой, порядок, необходимый нашему сердцу. Большая трудность с этим «порядком» заключается в том, что его скорее можно описать как танец, чем как жесткую пирамиду или структуру. Это движение, в котором есть свобода: точка и контрапункт — отдача и получение — действие и ответ. По правде говоря, иерархия (как ее представлял и описывал Дионисий) — это любовь.
Брак является идеальным образом для иерархии — возможно, первой иерархии, когда-либо данной людям. Мы можем злоупотреблять представлением о том, что «мужчина — глава женщины». Мы не видим (в наших переводах) игру слов апостола Павла в этом выражении. Мужчина — «глава», потому что он «источник» (в истории Адама — Ева взята из его ребер). Он не «глава» в значении «босс». На иврите «глава» звучит как «рош» — в словах «источник» и «начало». Например Рош Ха-Шана[2]— «глава года», его начало или источник. Вот откуда происходит игра слов у апостола Павла. Он не помышлял о какой-то женоненавистнической бюрократии.
Или, скажем, родители. Они — источник своих детей. В неблагополучных семьях родители могут воображать себя господами или хозяевами своих детей. В нормальном случае, когда все хорошо, они лелеют своих детей, как кость от костей, плоть от плоти, сердце от сердца. Хорошие родители жертвуют собой ради своих детей. Такова природа любви.
Мы стремимся обрести место, к которому хотим принадлежать. Я хочу жертвенных отношений. Я хочу любить самоотверженно и быть любимым в ответ.
Брак является идеальным образом для иерархии — возможно, первой иерархии, когда-либо данной людям. Мы можем злоупотреблять представлением о том, что «мужчина — глава женщины». Мы не видим (в наших переводах) игру слов апостола Павла в этом выражении. Мужчина — «глава», потому что он «источник» (в истории Адама — Ева взята из его ребер). Он не «глава» в значении «босс». На иврите «глава» звучит как «рош» — в словах «источник» и «начало». Например Рош Ха-Шана[2]— «глава года», его начало или источник. Вот откуда происходит игра слов у апостола Павла. Он не помышлял о какой-то женоненавистнической бюрократии.
Или, скажем, родители. Они — источник своих детей. В неблагополучных семьях родители могут воображать себя господами или хозяевами своих детей. В нормальном случае, когда все хорошо, они лелеют своих детей, как кость от костей, плоть от плоти, сердце от сердца. Хорошие родители жертвуют собой ради своих детей. Такова природа любви.
Мы стремимся обрести место, к которому хотим принадлежать. Я хочу жертвенных отношений. Я хочу любить самоотверженно и быть любимым в ответ.
Мы были созданы, чтобы танцевать с Богом и ангелами, двигаться по кругам смыслов, которые обновляют и возвращают нас туда, к чему мы принадлежим.
Мы живем в опустошенном обществе, где средневековая система давным-давно разрушена и заменена на недееспособные приводы в виде богатства и власти, вкупе с болезненным безумием политических философий, порождением умов исковерканных, мелких личностей.
Мы были созданы, чтобы танцевать с Богом и ангелами, двигаться по кругам смыслов, которые обновляют и возвращают нас туда, к чему мы принадлежим. Совершается литургия, в которой мы, даже сейчас, принимаем участие. Ангелы и архангелы, ангелы-хранители и весь ангельский Собор наблюдают за нами, незримо поддерживая основания Вселенной и сохраняя открытыми пути, которые ведут нас к своему месту и на родину — в райскую обитель.
Крест отмечает путь — для них — для нас — для всего творения. Благословен Бог!
Мы были созданы, чтобы танцевать с Богом и ангелами, двигаться по кругам смыслов, которые обновляют и возвращают нас туда, к чему мы принадлежим. Совершается литургия, в которой мы, даже сейчас, принимаем участие. Ангелы и архангелы, ангелы-хранители и весь ангельский Собор наблюдают за нами, незримо поддерживая основания Вселенной и сохраняя открытыми пути, которые ведут нас к своему месту и на родину — в райскую обитель.
Крест отмечает путь — для них — для нас — для всего творения. Благословен Бог!