Алексей Иванович не выжил из ума, хотя Маруся — его жена была уверена в обратном. Да нет, он точно видел Борьку, мальчик стоял возле его кровати и звал гулять. Неужели ему все приснилось? Конечно, это был сон, мальчик сейчас дома, с родителями, с чего бы ему стоять в спальне деда.
Алексей Иванович надсадно прокашлялся, с трудом сел на кровать, начал одеваться. Он никак не мог застегнуть рубашку, пуговицы, как мыльные, ускользали из одеревеневших пальцев, суставы ржаво скрипели, голова болела. В последние годы голова всегда была тяжелая, как грязный аквариум полный болотной воды, идешь и боишься расплескать, мысли плавают в грязной жиже — не поймаешь. Он прошаркал в ванную, держась руками за стенки. «Может пора поручни сделать по стенкам», — в сотый раз промелькнула мысль и исчезла в тумане.
Зазвонил телефон, на мобильнике Алексея Ивановича кнопки были крупные, а звонок очень громкий. Звонил сын, напряженным звенящим голосом он спросил, не прибегал ли к ним Борька, сказал, что когда проснулись с женой, входная дверь была открыта, а Борьки не было дома.
А не мог к ним Борька прибежать, хоть живут они в соседних дворах, дороги-то внук не знает. Алексей Иванович окончательно проснулся, выпрямился. Куда мог шестилетний пацан убежать тридцать первого декабря? Города он не знает, денег у него нет. Ответ пришел мгновенно: в парк, где елка наряжена и ледовый городок с высокими горками. Точно, вчера мимо ходили, наверно заприметил. В голове просветлело. Уже из коридора, натягивая сапоги, он кричал жене, что Борька пропал, и он пошел искать мальчика. На ходу одеваясь он выскочил в коридор, застегивал дубленку уже в лифте.
На улице было светло, морозно, безлюдно. Под ногами бодро скрипел снег, Алексей Иванович быстро шагал, он забыл о том, что ноги болят и можно поскользнуться. Почему-то было не страшно ни за себя, ни за внука, он был уверен, что тот в парке, наоборот даже, деда подстегивал азарт: «Первым найду пацана!»
Да и вообще, он ему не настоящий внук, не родной. Они знакомы всего-то месяц. Алексей Иванович был не то, чтобы был против приемных детей, просто никогда раньше не задумывался о приемышах, у них с Марусей был свой Виталик — единственный сын. А уж Виталик не спрашивал отца брать или не брать ребенка из детского дома. Сын с женой Аней долго пытались завести детей, а когда не получилось, решили усыновить. Год готовились, собирали документы, проходили курсы, обустраивали детскую. Наконец, месяц назад, забрали Борьку домой. Маруся начала бегать к ним каждый день, а Алексей Иванович сторонился, лишь изредка гулял с новым внуком и Марусей.
Этот чужой застенчивый мальчик не вызывал у Алексея Ивановича никаких чувств, кроме досады и смутного ощущения вины. Как будто он лично провинился перед пацаном. Огромные карие глаза мальчика все время искали одобрения, улыбка виновато проскальзывала, не задерживаясь на лице, звонкий голос все время теребил, ждал ответа, ждал похвалы. Да еще Маруся целыми днями талдычила, мол, ребенок недолюбленный, недоласканный, как жить в семье не знает. Они с невесткой наконец начали общаться, пытались создать ребенку любящую семью. Алексею Ивановичу вся это возня не нравилась. Он и своего-то сына никогда не баловал, да и вообще, всегда работал, Виталиком жена занималась.
Парк встретил деда торжественной нарядной тишиной, дорожки сверкали чистотой, деревья сонно покачивали снежными шапками, вдали поблескивала высокая елка. Он быстро дошел до елки, обошел издевательски праздничный ледовый городок, парк был пуст. Время 7 утра, все еще спят.
Разом отяжелев, Алексей Иванович рухнул на ближайшую скамейку. В животе скрутился ледяной ком страха. Куда мог пойти ребенок? Холодно, на улице никого. «Денег у него нет, город не знает,» -- мысли бегали по кругу. Он долго сидел не шевелясь, пальцы занемели от холода, никак не мог придумать, куда же пошел Борька.
Если б кто гулял по парку, если бы кто видел, куда ушел малыш. Но даже собачников в парке не было. Мысли вернулись на привычный неодобрительный круг: «У пацана слишком тонкая, как-будто девичья, шейка, острые хрупкие плечи, ни сил, ни выносливости, ни усидчивости, еще и убежал». Но разозлиться не получалось. Страх и холод придавили Алексея Ивановича. Неужели Борьке было плохо у них? Про детский дом малыш никогда не рассказывал, новым домом был как-будто доволен, но кто же знает, что там в голове у приемыша. Да и не мог он поехать в детский дом, никуда не мог поехать, денег-то у него нет.
Так, стоп. Он же вчера, старый дурень, прощаясь, сунул пацану тысячную купюру. Значит деньги есть. О чем же вчера говорили с Борькой? Они шли по парку, мальчик рассказал, какую красивую елку нарядили дома, зеленую пластиковую, с искусственным белым снегом, украсили красными и золотыми шарами, лентами. Ребенок впервые назвал его дедушкой.
— Дедушка, а у вас какая елка? Белая пластиковая со снегом или зеленая настоящая? Я люблю настоящие, живые!
— А нет у нас елки, зачем нам, мы же старые. Да и гостей у нас не бывает.
— Ну Новый Год же, надо елку.
— Да не, нам не надо, смотри какая в парке елка красивая, нам ее хватает, да и к Виталику придем, к вам в гости, у вас на елку посмотрим.
— Деда, а где елки продают?
— Да вон, за парком елочный базар, круглосуточный, — Алексей Иванович отвечал, удивляясь, что этот чужой мальчик назвал его дедушкой.
Значит надо идти к базару, может мальчик пошел елки смотреть. Дед поспешил к выходу из парка. И тут он увидел: краснощекий, замерзший, очень серьезный Борька с трудом тащил по дорожке маленькую куцую елочку. Алексей Иванович не бегал лет двадцать, может все тридцать, даже не думал, что может еще бегать, тем более по снегу. Сам не заметил как подбежал и сграбастал мальчика в охапку.
— Борька, Борька! Ты куда убежал? Тебе зачем елка?
— Деда, ну ты что, я же тебе елку купил! Настоящую! Живую, за 990!, — лицо мальчика радостно сияло.
Слезы неожиданно побежали по щекам деда, они щипали кожу, застывали на морозе, вымывали что-то тяжелое с сердца. Вытерев лицо перчатками, Алексей Иванович позвонил сыну.
Дальше елку тащил уже дед, внучок, радостно подпрыгивая, бежал рядом, размахивал руками в красных варежках, рассказывал как он утром пошел за елкой
— Вы же мне вчера дали денег, как раз на елку маленькую хватило, нельзя вам без елки, какой же Новый Год без нее, — тараторил мальчик и с гордостью поглядывал на трофей.
Дома уже собралась вся семья, все бросились обнимать и целовать малыша, наобнимавшись, пили горячий чай с медом и лимоном. Маруся уютно хлопотала, накрывала на стол. Сын с невесткой обзванивали тех, кого поставили с утра на уши: полицию, опеку, волонтеров, писали в соц. сети, что нашелся ребенок. Алексей Иванович достал со шкафа старые пыльные коробки с елочными игрушками. Они сидели с внуком и наряжали Борькину настоящую живую елку. В квартире сладко и свежо пахло хвоей. Он с удивлением понял, что уже с 7 утра ничего не болит, голова ясная, а в груди горячо и радостно. Алексей Иванович смотрел как малыш аккуратно вешает на смолянистую ветку сияющий золотой шар, а в шаре отражаются: обнимающиеся Виталик с Аней, Маруся с полотенцем в руках, радостное лицо внука, и он сам — счастливый дедушка. Он передал Боре сверкающую снежинку на тоненькой серебряной нитке, притянул мальчика к себе и поцеловал в пушистую макушку: «Какой же он чужой? Борька свой, родной, родной внук».