«Роман Борисович! Извините за беспокойство. У нас огромная проблема. Не работает станок. Останавливается всё производство. Нам неловко Вас беспокоить, но… если бы Вы могли подъехать и помочь? Мы были бы Вам премного благодарны…»
Рома с вялым интересом выслушал эту телефонную тираду директора соседнего предприятия. Что-то давненько они не звонили. Видно, реально что-то там серьёзное.
Столько лишних и бесполезных слов, без сути и мотивации! Назвали бы конкретную причину и цену вопроса, вместо обращения по отчеству, «премного, неловко…». Всё-таки… вежливость — это высшая форма лицемерия.
Роман давно работал инженером-электронщиком на большом государственном машиностроительном предприятии и изредко подрабатывал, ремонтируя оборудование по подобным запросам.
Обычно эти проблемы решались легко и быстро. Протереть контактные дорожки на плате спиртом, убрать застрявшую стружку в датчиках движения по координатам, пропылесосить процессорный блок управления. …Эта же ошибка никак не сбрасывалась. Пришлось даже притащить осциллограф и тыкаться по электронным платам в поисках сигнала, блокирующего запуск автоматики.
Уже трое суток из-за этого станка не работал большой мебельный завод. Роман вечером разложил схемы-чертежи на домашнем письменном столе, углубилс в изучение… и вдруг почувствовал резкую боль под левой лопаткой. Тело обмякло и рухнуло на пол.
То, что происходило далее, было незабываемым потрясением, которое сложно описать или рассказать в терминах прошлого, земного, жизненного опыта. Нечто отделилось от тела и понеслось по какому-то безумно яркому тоннелю. Роман как бы управлял скоростью и вектором движения исключительно при помощи силы мысли.
Скорость была сумасшедшая. При этом было ощущение неимоверной лёгкости и плавности. Он одновременно находился во множествах мест. Это была не череда последовательных событий, а какой-то объёмный и многомерный ракурс со множеством цветных картинок. Как будто сотни тысяч телевизоров включены вокруг, и можно моментально войти внутрь любого экранного сюжета и одновременно быть в нескольких.
Вот скорая помощь несётся по городу с мигалкой, и его тело внутри реанимируют два врача.
Вот дети, сидящие в школе в небольшой деревеньке в Индии.
Вот дельфин, плывущий в глубине океана.
Вот дети, сидящие в школе в небольшой деревеньке в Индии.
Вот дельфин, плывущий в глубине океана.
Причём одновременно Роман мог быть и наблюдателем за дельфином, и самим дельфином, и этим маленьким индусом, коряво выводящим буквы на бумаге, и карандашом в руках мальчишки.
Время и пространство перестали быть плоскими и последовательными. Не было движения от прошлого к будущему, через настоящее. Он видел все три отрезка времени сразу.
Он залетел в прошлое и увидел себя, копающегося в этом станке. Он увидел эту неработающую микросхему. Причём… увидел изнутри конкретную микронную сгоревшую дорожку. Он на мгновение сам стал этой дорожкой и посмотрел на себя, сидящего в очках на стульчике рядом со светящимся осциллографом. Он кричал этой микросхемой прямо в своё земное лицо: «Дебил! Куда ты смотришь? Вот же я — искомая неисправность!»
Рома увидел давно ушедшую в иной мир маму. Она приближалась к нему, и он ощущал нежность её присутствия. От неё исходила такая сильная любовь, что всё остальное стало неинтересным и второстепенным. Он ринулся навстречу… и с силой ударился о стекло, внезапно возникшее на пути.
Боли не было. Только обидная горечь досады… И почему-то голос послышался откуда-то сверху: «Выключить дефибрилятор. Есть сигнал».
Лёкость моментально улетучилась, и свинцовыми оковами стало наливаться наболевшее тело на больничном столе.
Роман плакал и просился обратно. Он хотел к маме.
Сознание постепенно возвращалось в тело, а память накатывала блаженным счастьем от незабываемого путешествия.
Мир снова становился серым, плоским и последовательным.
Физическая боль не так сильно беспокоила. Скорее всего, работала химия анестезии. Но… душевное состояние было подавленным, депрессивным.
Как будто в далёком детстве он плакал от кровоточащей и ушибленной коленки. Он просился на руки к маме. Она стояла рядом. Родная и тёплая. Она улыбалась. Но… почему-то не брала на руки и не жалела, как раньше. «Ты уже большой. Ты мужчина. Мужчины должны терпеть боль!»
…Господи! Как захотелось опять стать маленьким. Залезть на руки к маме, уткнуться в нежное и вкусно пахнущее плечо и никогда, никогда больше не становиться взрослым.
Он ненавидел этих врачей, которые выстроили эту стеклянную преграду между недавней безумной красотой Вечности, где была мама, миллионы эпизодов объёмного счастья, и этой плоской земной жизнью с деньгами, станками и больным телом.
Почему-то всплыло в памяти лицо этого индусского мальчика. Вспомнились его глаза и глаза его учителя. Индусы — смотрят сначала в себя, а потом вне, и сравнивают. Он вдруг осознал разницу между восточным и европейским взглядом на Жизнь. Восточный алфавит — это буквы-образы. Наш же — буквы-символы. Их взгляд на предметы не последовательный и плоский, а объёмный и музыкальный. Японцы и китайцы смотрят на мир как на череду образов, как на волшебство музыки в природе. Да… именно музыка более всего соответствовала тому, что он ощущал после ухода из тела.
Как же по-разному мы смотрим на мир. Мы — европейцы — движемся последовательно и однобоко. У нас мозг занят синтезом и анализом. От простого к сложному. Этакий научно-диалектический взгляд в поиске целесообразного использования всего окружаещего. Наша вера в Создателя, либо Творца, похожа на плоское созерцание действительности и вывод о нелогичности превращения энергии ни во что. Мы верим как очень мудрые и взрослые. Дети же верят по-иному. Это так ярко диссонировало на этой больничной койке. Недавняя ощутимая объёмная картинка мира и эта плоская жизнь обывателя с вечным страхом смерти.
…Роман вышел из больницы. Он купил нужную микросхему на «Острове сокровищ» — так называли местную барахолку, где можно было купить всё что угодно, от электроники до сандалей. Станок заработал сразу. Никто так и не смог понять, каким образом Ромка, только что перенёсший клиническую смерть, элементарно разобрался в сложнейшей неисправности долго не работавшего станка с ЧПУ.
Вскоре Ромка уволился с завода и больше не возвращался к своей институтской специальности. Электроника его больше никогда не интересовала.
Он учился видеть в любых событиях некую глубокую суть, многомерную и объёмную. Он пытался выходить за рамки привычного. Он осознал, что глупо тратить драгоценное жизненное время исключительно на познание материального мира. Ему безумно захотелось хоть изредко, но улетать за пределы очевидного.
Говорят, что есть два самых важных дня в жизни: день, когда ты родился, и день, когда понял, почему.
08/02/2025 г.