Конечно, это служение было в достаточной степени трудным для епископа Тихона. Дело даже не в том, что он, подобно героям Джека Лондона, путешествует на собаках по отдаленным приходам Аляски, пытается как-то активизировать церковную жизнь в Сан-Франциско. Дело было в том, что он ведь, будучи епископом, попал в ситуацию, совершенно для русского епископата немыслимую. Надо отдавать себе отчет, что в Русской Церкви, которая была интегрирована в систему государственной власти, должность епископа по существу была похожа на должность губернатора. Это была, конечно, ответственная должность, но даже административная сторона деятельности епископа была очень жестко регламентирована, определена. Государство обеспечивало Церкви значительную поддержку, но и ограничивало во многом инициативу не только духовенства, но и епископата. В конечном итоге, епископ чувствовал себя чиновником, поставленным на ту или иную епархию на определенное время, чиновником, который должен, исполняя указания Синода, синодальных чиновников, ожидать перемещения на другую, более престижную и богатую кафедру, и, в общем и целом, не должен, в частности, заниматься такого рода деятельностью как проповедь и миссионерство.
К сожалению, отличительной чертой нашей православной жизни было убеждение в том, что всякий русский человек, родившийся в православной семье, уже является православным. В младенчестве его крестили, в каком-нибудь учебном заведении, в котором он пребывал, его худо-бедно учили Закону Божию. А если он не учился, то каким-то православным обычаям он научался в своей семье. А для простеца бытового исповедания своей веры вполне достаточно. Миссионерство не было популярно в Русской Православной Церкви, тем более в русских епархиях.
Здесь ситуация была совершенно иной. Но самое главное отличие заключалось в том, что в Соединенных Штатах Америки Церковь была отделена от государства. Это соблюдалось достаточно строго, и никакой поддержки со стороны государства русские епископы, как и другие религиозные деятели США, получить не могли. И епархия существовала только постольку, поскольку ее готовы были поддерживать своими усилиями прихожане. А таковых было не так уж много. Достаточно быстро в этой ситуации, когда епископ Тихон оказывается перед необходимостью самостоятельно решать очень многие проблемы, проблемы, которых у него никогда не было бы, служи он в русской епархии. И решать их именно самостоятельно, без всякой оглядки на государственную власть.
Епископ Тихон принимает очень верное решение: он видит всю тупиковость развития православной жизни на Аляске и на Алеутских островах. Да, там, безусловно, существует стабильное ядро православных, прежде всего алеутов, а не англоязычных американцев. Но Сан-Франциско – это город, в котором перспективы появления достаточно большого количества православных нет, а вот северо-восток, Нью-Йорк – это город, в котором число православных эмигрантов растет достаточно ощутимо. И он переносит кафедру из Сан-Франциско в Нью-Йорк, меняет в 1900-м году название своей епархии на Алеутскую и Североамериканскую и начинает активную работу по распространению православной веры уже не среди немногочисленных русскоязычных американцев, а среди всех тех американцев, которые либо являются православными христианами – а кто это прежде всего? Это сербы, болгары, румыны, арабы православные с Ближнего Востока, греки, конечно же, но которые, в общем и целом, ощущают себя уже американцами.
Он понимает, что будущее его епархии – это Американская Православная Церковь. И тогда он решается на очень неординарный шаг. С одной стороны, он делает то, что привычно русским архиереям – он строит Никольский собор в Нью-Йорке. А, с другой стороны, спешно осуществляет перевод богослужения на английский язык, понимая, что православное богослужение на английском языке сможет объединить под сводами православных храмов, весьма немногочисленных, всех православных американцев. Он открывает десятки храмов, но нужно отдавать себе отчет в том, что часто эти храмы было храмами только по названию – это были просто здания, передававшиеся Русской Церкви, общинам, которые организовывались православными эмигрантами. При нем появляются первые монастыри, что было редким явлением – не было до него монастырей за все предшествующее десятилетие. Он открывает сначала в Кливленде духовное училище, затем в Миннеаполисе – духовную семинарию. Он понимает, что нельзя полагаться лишь на присылаемых из России священнослужителей, которые очень тяготились пребыванием в Америке. Для русских священников, может быть, сначала даже с интересом отправлявшихся в США, через несколько лет их служение становилось невыносимым и тягостным. Слишком жива была еще религиозная жизнь в России, слишком развиты они были для того, чтобы с легкостью оторваться от своих корней. И многие из них ощущали себя на американских приходах временно пребывающими. Такие священнослужители, конечно же, не могут созидать полноценной церковной жизни, обращенной на будущую перспективу. Нужно было искать ставленников из числа американцев, американцев разных национальностей, объединенных православным богослужением на английском языке. Что, в общем-то, епископ Тихон и делал. Впоследствии семинария в Миннеаполисе окажется в Нью-Йорке и станет Свято-Владимирской духовной семинарией, по сей день вам, наверное, известной по названию. Это семинария, в которой будут преподавать протоиерей Георгий Флоровский, протопресвитер Александр Шмеман и так далее. Сейчас, надо сказать, из связанных с Россией богословских учебных заведений эта семинария наиболее приличная, хотя и находится в глубоком кризисе.
Но тогда все шло по нарастающей, и что самое главное, епископ Тихон очень активно занимался миссионерской деятельностью. Так в результате его деятельности 40.000 карпато-россов, униатов, вернулось в лоно Православной Церкви. Но самое главное – он отдавал себе отчет в том, что для того, чтобы быть конкурентно способным – употребим такое непривычное слово – в условиях американского религиозного плюрализма Православная Церковь должна была быть очень активной, должна была заниматься церковным просвещением. Вот почему он строит не только и не столько храмы, сколько прежде всего открывает духовные школы, приходские школы, которые занимаются активной миссионерской работой.
Он понимает, что Америка – страна неправославная, что православные будут оставаться ничтожным меньшинством, и пытается это меньшинство сделать активным, способным делать свой выбор. В России ведь ситуация была другой, и казалось само собой разумеющимся для русского быть православным, хотя это православие могло ограничиваться исполнением лишь внешней бытовой, ритуальной стороны богослужения. Здесь же нужно было бороться за каждого, даже родившегося в православной семье, американца. Нужно было доказывать ему, что православная церковная жизнь может дать ему гораздо больше, чем протестантская. Нужно было научать людей делать свой выбор осознанно и определенно. Отсюда такое подчеркивание активной миссионерско-просветительской деятельности. Это мы живем в иллюзии, что в глубине души всякий русский человек – православный, даже когда он собственные храмы разрушает – это все от того, что ему не безразличен вопрос о Господе Боге. Вот отчего мы пострадали в 90-е годы: нам казалось, что нам не дают открывать храмы, и поэтому нам так плохо. А вот дадут нам храмы открыть – народ сразу свое потаенное, врожденное православие и проявит, в эти храмы придет. А народ не пришел, большая часть народа так и не пришла. Она заходит, может быть, в храмы, но православной не становится, православной практикующей массой – этого нет.
Здесь, в Америке, таких иллюзий не было, поэтому Церковь епископа Тихона – это были, прежде всего, люди, которые привлекались для того, чтобы создавать вот те самые православные общины, на попечении которых и были те самые храмы, которые строились. При этом епископ Тихон идет по очень неординарному пути. Он понимает, что нельзя игнорировать национальную специфику его пасомых. Вот почему в 1905-м году он направляет в Синод проект превращения его епархии в будущем в автокефальную Церковь, в которой даже должны были быть епископы викарные по этническому принципу – грек, серб, болгарин, араб. Этот очень неожиданный проект очень удивил Синод: как это так, Североамериканская епархия станет автокефальной Церковью? Это немыслимо! Но вы знаете, что такая Церковь все равно появилась и была нами признана в 1971 году. Тогда было дико представить себе, что из Североамериканской епархии появится автокефальная Церковь – а вот Тихон предвидел это еще тогда. Тогда же в Синоде его идея не была принята. Но он, отдавая себе отчет в том, что в Синоде очень плохо понимают специфику его епархии, продолжал делать то, что считал нужным. И сделал то, о чем как раз в это время велась весьма оживленная дискуссия в Русской Православной Церкви, а именно: он решил регулярно проводить в своей епархии соборы – собрания представителей духовенства и мирян, о чем еще только мечтали в Русской Церкви в это время. В это время шла дискуссия – будет ли у нас собор, нужно ли созывать собор или нет.
Он ввел новый приходской устав, не похожий на приходской устав, существовавший в Православной Российской Церкви. Новый приходской устав предусматривал за приходом установление юридического лица и право владения недвижимым имуществом. Вы скажете: а как же так? Неужели у русских приходов в России не было права юридического лица и права владеть недвижимостью? В полном смысле этого слова не было. Именно в его время начинает складываться система, которая и по сей день положительно отличает многие православные приходы за границей от приходов наших. Там приход, по существу, сам отвечает и за своего священника, и за свое существование. Но зато этот приход и поддерживает священника. Священник дорожит своими прихожанами, без них он мало что может. Община играет очень важную роль в выборе того священника, который присутствует на приходе. И епископ очень осторожно может лишь рекомендовать сменить того или иного священника, потому что не будет активной работы прихожан и деятельности по созиданию прихода, и приход начнет распадаться.
Американское законодательство все права передавало ведь приходам. И в этой непривычной для себя ситуации Тихон понял, что нужно идти, исходя из местных условий. В результате в 1907-м году он провел первый собор, обратим на это внимание, «Русской Православной Греко-кафолической церкви в Америке». Так теперь стала называться его епархия. В Синоде были достаточно умны, чтобы не подозревать его в желании стать предстоятелем новой автокефальной Церкви. Он получил титул архиепископа в 1905-м году, но в 1907-м году он был переведен в Россию, оставив после себя более ста приходов, сто тринадцать приходских школ – обратите внимание: приходских школ больше, чем приходов; четыре журнала на разных языках и около четырехсот тысяч прихожан.
В ХХ веке ситуация в Америке будет меняться, там будет появляться огромное количество православных юрисдикций. И сейчас, конечно, мы являем довольно печальное зрелище в США, мы, почти как протестанты, существуем в огромном количестве не связанных между собой направлений. Дробление по юрисдикциям, которое началось в ХХ веке, конечно, ослабило позиции Православия в США. И, тем не менее, мы должны признать, что самой крупной православной Церковью в Америке все-таки остается автокефальная Американская Православная Церковь, в которой потом служили отец Александр Шмеман, отец Иоанн Мейендорф. Эта церковь возникла на основе той самой епархии, которую возглавлял епископ Тихон.